Александр Матяш - По обе стороны добра и зла. Трансцендентальная алхимия мифа
45
Амбивале́нтность (от лат. Ambo – «оба» и лат. Valentia – «сила») – двойственность (расщепление) отношения к чему-либо, в особенности – двойственность переживания, выражающаяся в том, что один и тот же объект вызывает у человека одновременно два противоположных чувства.
46
Скорее, даже наоборот, пытавшиеся еще более выпятить и расщепить эти противоположности, как например, это делается у епископа Маркиона, противопоставлявшего ветхозаветного «Бога Закона» и новозаветного «Бога Любви».
47
Лили́т – первая жена Адама в еврейской мифологии. Ни в одной библейской книге она не упоминается. В еврейском тексте книги Исаии, повествующей о запустении Идумеи после Божественного суда (Ис.34:14), предсказывается появление ночного привидения (lilith). Согласно преданию, расставшись с Адамом, Лилит стала злым демоном, убивающим младенцев (этот персонаж присутствует и в арабских мифах). В Междуречье подобное имя носит ночная демоница, которая убивает детей и издевается над спящими мужчинами (http://ru.wikipedia.org/)) Самое, однако, поразительное свойство этого персонажа, – его «место жительства», – в качестве такового «дева белозубая, сердцем беззаботная» избирает не что иное, как… ствол Древа Жизни!
48
Вероятно, по той же причине вполне нейтральный изначально плод дерева познания добра и зла впоследствии становится однозначно «злом» – яблоком (см. прим. выше).
49
Такое обусловленное восприятие лежит в основе некоторых родимых пятен иудаизма, унаследованных от него христианством, от которых оно до сих пор не избавилось. В частности, это вопрос духовной полноценности человека в зависимости от его конфессиональной принадлежности. У иудеев все вопросы, касающиеся полноценности человека, архаично решаются через вопрос крови. Можно «стать» евреем, приняв иудаизм, но лишь до тех пор, пока он исповедуется неофитом. Еврей же по крови всегда остается «своим». В христианстве вопрос крови преодолен, тем не менее архаика деления на «своих» и «чужих» осталась, сместившись на вопрос конфессиональной принадлежности, который, будучи генетическим наследником еврейского понятия крови (хотя и смягченным), точно так же решает все. Игнатий Брянчанинов пишет одному из своих корреспондентов: «Напрасно ж, ошибочно вы думаете и говорите, что добрые люди между язычниками и магометанами спасутся, то есть вступят в общение с Богом!» (Игнатий Брянчанинов «Письма к мирянам», письмо №203 «О невозможности спасения иноверцев и еретиков»). «Свой» по духу – это только крещеный человек, только принявший христианскую веру. Отношение к любой инородной мудрости остается очень ревнивым и отвергающим. Я вспоминаю историю, услышанную в одном из наших старейших и известнейших монастырей. Один новообращенный монах как-то во время беседы не выдержал давления, однобокости и однозначности ортодоксального православия и в какой-то момент взорвался и закричал: «Ну не бывает мир черно-белым, не бывает! Разноцветный он, понимаете!..». Остальные сидели, сурово уставившись на него, и говорили: «Бывает. Мир как раз-таки черно-белым и является».
50
Ревность Иеговы и его нежелание возвышать до себя человека звучат во многих местах Ветхого Завета. Где-то они выражены совершенно однозначно, где-то сохраняется амбивалентность восприятия, как, например, в книге Иова. «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? (38:2) «Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить Меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он? (Кн. Иова, 40:3—4)
51
Смерть за вкушение плода в словах Господа звучит как простая причинно-следственная связь, следовательно, его запрет на вкушение звучит скорее как предостережение, нежели как угроза. Однако в испуганном (и потому деформированном) восприятии Адама и Евы это предостережение приобретает именно характер угрозы (причем еще до вкушения), и в этом еще одно проявление той деформации их сознания, что была произведена первородной порчей.
52
В ответ змей молчит. Его молчание в ответ на проклятие Божие – весьма загадочная и самая нехарактерная для трикстера черта его поведения. Трудно сказать, отчего он промолчал (или отчего мы не услышали его ответа), но уж точно не оттого, что сказать ему было нечего. Вот как, к примеру, ведет себя его североамериканский собрат в аналогичной ситуации (т.е. крупно провинившись перед Верховным Божеством и получив за это соответствующую выволочку в виде проклятий, пожеланий, обещаний и т.д.): «В этом мифе (племени оглала дакота – А.М.) Высшее божество наказывает трикстера за то, что он навлек позор и насмешки на других богов, и посылает его в мир, где он обречен жить без друзей, ненавидимый людьми. В ответ на это он долго и громко смеется и говорит верховному божеству, что тот забыл про птиц и животных. Он поселится вместе с ними и будет общаться с каждым на его языке. Его земная жизнь будет радостна и беззаботна, и он всегда будет рад посмеяться над людьми». П. Радин «Трикстер», стр.235 Так что, скорее всего, молчанию змея мы обязаны усилиям позднейших редакторов, тщательно вымарывавших из Эдемской истории все недопустимые (на их взгляд) следы более ранней архаики мифа, подобно тому, как к примеру, с древнекитайскими мифами поступали конфуцианцы.
53
Ветхий Завет: перевод с древнееврейского. Бытие. Исход. Российское Библейское общество. 2007г
54
Эговый – имя прилагательное, образованное от слова «эго». Современные толковые и даже энциклопедические словари русского языка не включают слово эго в свой словник, видимо, считая его очень специальным и редко употребляемым. В наше время, однако, частота его употребления резко возросла не только среди узких специалистов, но и среди широкой публики. Это и понятно – нельзя не отметить возросшего интереса людей к вопросам психологии, духовности, к своему внутреннему миру. В рамках философского семинара, возглавляемого автором этой книги, вопросы, касающиеся эго и работы с ним, занимают центральное место. В ходе их обсуждения обнаружилось, что заимствованное слово эго вполне комфортно располагается в занятой им «нише» русского языка, о чем свидетельствует его высокая словообразовательная активность. По существующим в русском языке словообразовательным моделям очень быстро возникли многочисленные дериваты, с помощью которых точно и емко передается смысл, который довольно трудно выразить по-русски используя другие языковые средства. Ср.: эговый – прил. – имеющий отношение к эго (спазм) опирающийся на него (позиция, взгляд), несущий не себе его интенциональную печать (оправдание, обида), антоним: безэговый (состояние, поступок); эговость/безэговость, сущ. – качество эгового/безэгового (сознания, человека); эгово/безэгово, нареч. – качество действия (поступить); эгови́ще, сущ. – о сильном эго; надэговый, прил. – преодолевший ограничения эго (сознание); доэговый, прил, – о состоянии сознания, исторически предшествовавшем появлению эго. Возник даже фразеологизм, полюбившийся всем участникам семинара – эго болит. (Прим. ред.)
55
Скорее, наоборот, – судя по плодам (а именно, – возникновению эго у Адама и Евы), он был очень даже эговым. В дальнейшем, опускаясь на эволюционный уровень архетипической матрицы Эдемского мифа, мы увидим, что на этом уровне змей символизирует собой не что иное, как ту часть спирали эволюции, что закономерно приводит развивающуюся жизнь к появлению такой структуры, как эго.
56
Змей по-древнееврейски ‹наха́ш›. Это название связано с глаголом ‹наха́ш› – «шептать», «шипеть», «ворожить», «гадать». (Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево Том I Книга Бытия. Лекция 2. «Два Адама»: образ и подобие. Человечество как разбитое зеркало (Кн. Бытия, гл. 2—3))
57
С чисто психологической точки зрения, змей символизирует тонкое лукавство нашего ума, подчиненного инфернальному влиянию эго. То есть это нечто высшее, подчинившееся и служащее низшему (в качестве примера можно привести высокоинтеллектуальные оправдания жадности или обжорства). Однако, подчеркну, библейский змей выходит далеко за рамки чисто психологических интерпретаций. С алхимической точки зрения его фигура выступает гораздо более многомерным и глубоким символом (см. дальше).
58
Архети́п (от др.-греч. ἀρχέτυπον – «первообраз»): в аналитической психологии К.Г.Юнга: универсальные изначальные врожденные психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, распознаваемые в нашем опыте и обнаруживаемые, как правило, в образах и мотивах сновидений. Является онтологически первичным по отношению к архетипам как в искусстве (первичный образ, оригинал; общечеловеческие символы, положенные в основу мифов, фольклора и самой культуры в целом и переходящие из поколения в поколение (глупый король, злая мачеха, верный слуга и т. п.), так и в литературе (часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях), управляет как их формой, так и содержанием. Сам Юнг писал об архетипах следующее: «Понятие архетипа, которое является неотъемлемым коррелятом идеи коллективного бессознательного, указывает на существование определенных форм психики, которые, как видится, присутствуют всегда и везде. В мифологических исследованиях их называют «мотивами»; в психологии первобытных людей они соответствуют концепции Леви-Брюля о «коллективных представлениях», а в области сравнительной религии они были определены Губертом и Мауссом как «категории воображения». Адольф Бастиан давно уже называл их «элементарными» или «первичными мыслями… Итак, мой тезис заключается в следующем: помимо нашего непосредственного сознания, которое носит целиком личностный характер и которое мы считаем единственной эмпирической психикой (даже если рассматривать личностное бессознательное как приложение), существует вторая психическая система коллективного, универсального и безличного характера, идентичная у всех индивидов. Это коллективное бессознательное не развивается индивидуально, а наследуется. Оно состоит из предсуществующих форм – архетипов, которые могут стать лишь вторично осознанными и которые задают форму элементов психического содержимого..» К.Г.Юнг, Концепция коллективного бессознательного, стр. 339, «…если бы архетипы порождались нашим сознанием (или обретались им), то мы бы наверняка понимали их, а не приходили бы в замешательство или изумление при их явлении нашему сознанию.» К.Г.Юнг, Архетип в символике сновидений. Стр.66. Духовная роль архетипов в жизни человека состоит в том, что они формируют парадигму экзистенциальных выборов, проходя сквозь которые, человек решает, будет ли он развиваться как личность в этой жизни, или наоборот, духовно и морально деградировать.
